– Отвечая на ваш вопрос, ваше величество, – чародей был предельно серьезен и официален, отставив в сторону привычную дружескую манеру общения, – Мария – пророчица. Причем очень сильная для человеческой девочки. Чтобы вывести ее душу из Грани и вернуть в тело, потребовались такие силы, какие я тратил в свое время на вашу супругу, да упокоится ее душа…
– Да мне плевать, кто или что она такое! – Король рыкнул на чародея, глянув поверх сплетенных перед лицом пальцев. – Эва отправляется на войну через неполные пять часов, а мы получаем пророчество, которое предвещает «угасание белого пламени в ее руке»! Она отправляется на верную смерть, это даже мне ясно!
– При всем уважении, – холоду в голосе чародея позавидовали бы горные вершины, – мы все умрем рано или поздно. Но сказано ясно, что это может случиться только тогда, когда «меч покинет хозяина», рискну предположить, что речь о мече защитника веры, вернее, теперь защитницы, что сейчас принадлежит принцессе.
– А остальное? Тьма с гор, это же явно про этого выкормыша Аримана!
– Но он все еще не пришел за ней, не так ли? – Чародей флегматично пожал плечами и достал кисет, планируя набить трубку.
– Фарраль, видит Светозарная, я считаю тебя своим другом, но если ты сейчас… – начал снова заводиться Рудольф, и я поняла, что надо вмешаться. Даже если чародей с высоты своей мудрости проигнорирует все угрозы короля, то все же не стоит допускать разлада между ними тогда, когда я собираюсь покинуть столицу.
– Отец, позволь, я скажу.
Рудольф перевел на меня взгляд, помолчав несколько мгновений, а потом кивнул.
Я встала, прошлась по кабинету от стены до стены, подбирая слова и заодно давая королю время остыть. Наконец остановилась и подняла взгляд на сидящего за столом монарха.
– Что я усвоила обо всех пророчествах – так это то, что они не всегда сбываются. Подожди! – подняла я руки перед собой, останавливая уже собравшегося высказаться на этот счет Рудольфа. – Да, я явилась в «смутные времена» и принесла «пламя белое», но меч при мне, мой женишок где-то далеко, ничья «кровь благородная» еще не пролилась, да и огонь, вот он, – продемонстрировала я знак на правой руке и вздохнула, резко качнув головой. – Я буду творить свою судьбу. Пусть пророчество будет мне предостережением, подсказкой, но не преградой. В конце концов, ты знаешь, что я должна сделать, – глядя в глаза короля, закончила я.
Сомкнув веки, Рудольф сморщился, словно от острейшей зубной боли. Он отлично понял, что я говорила о вещах более глобальных, чем примирение взбунтовавшихся аристократов.
Фарраль молчал, пристально, хоть и одобрительно, глядя на меня и пуская колечки из все-таки раскуренной трубки.
– Твоя судьба и судьба всего королевства в твоих руках, Эвелин, – произнес король и поднял на меня тяжелый взгляд измученного внутренней борьбой человека. Знак на ладони вдруг опалил меня сухим жаром, словно предупреждая, Фарраль вздрогнул, и мы оба обернулись в одну сторону.
– Мария…
Она же была в Грани!
Мир будто полетел кувырком. Я бросилась в отчего-то распахнувшиеся двери, стрелой помчалась по коридорам, не бегом, а словно бы длинными прыжками, а в голове была лишь одна мысль, даже не мысль – молитва. Я молилась Светозарной, чтобы успеть. Там Мария и Мира, беззащитные перед чудовищем, что пришло на запах юной пророчицы!
Воздух жег легкие, сбивался комком в горле, я видела, как к входу в мои покои сбегается стража, и каким-то чудом проскочила мимо них, обогнав, чтобы со всей силы, со всем гневом влепить правой рукой по щеке жабомордого, что закрывал спиной стоящую в углу Миру.
И мгновением позже удара, уже смотря в клейменную знаком божества морду твари, что с шипением разворачивалась ко мне и заносила лапу для смертельной оплеухи, я увидела, как из груди вдруг замершего и странно булькнувшего монстра высовываются добрые двадцать сантиметров сияющей стали, а потом исчезают, чтобы появиться уже в его горле.
Мой меч остался в шее хат’тазиша, упавшего на пол, орошая дерево темной, густой кровью и медленно истлевая в пепел, а я увидела Миру, правая ладонь которой выглядела так, словно она сунула ее в костер. Рукоять моего меча белела, раскаленная, и я была уверена, что, если бы не вонь от твари, лежащей на полу, я бы чувствовала запах жареного мяса.
– Простите, ваше высочество… – Мира неловко опустилась в реверансе и вдруг, закатив глаза, осела на пол, а я еле успела ее подхватить. За спиной моей служанки стояла Мария, уткнувшись лицом в угол и закрыв глаза руками.
Я даже не успела набрать воздуха в грудь, как чародей уже забрал упавшую в обморок Миру из моих рук и уложил на мою же кровать.
– Жива, цела, ожоги я вылечу, просто нервное перенапряжение, – не дожидаясь моих вопросов, озвучил все Фарраль, и я облегченно выдохнула.
Обошлось.
В дверях мелькнул знакомый худощавый силуэт мастера меча, но внутрь Харакаш не зашел, впившись в меня пристальным взглядом. На его лице было очень странное выражение, которое я не могла понять, но он молчал, вынудив меня нахмуриться и коротко мотнуть головой, мол, уйди, не маячь тут своей испуганной мордой, все живы и целы. Еще не хватало выслушивать его нотации или, паче того, претензии к Мире!
Мастер клинка исчез, словно его ветром сдуло, а на его месте тут же появился Рудольф, создавая вокруг себя почтительную зону отчуждения. И тут я поняла, что еще немного, и сама я буду орать, применяя все новоприобретенные в кабинете знания и приправляя их родным русским непечатным, настолько меня нервировала вся эта суета и беготня вокруг и огромное количество совершенно ненужных людей!
И, кажется, что-то отразилось на моем лице, потому что король, развернувшись в сторону коридора, приказал всем немедленно разойтись по своим делам, а после, бросив короткий взгляд последовательно на меня, тварь на полу, чародея и снова – на меня, сказал мне, что будет ждать на завтрак в кабинете. И вышел (будь благословен этот святой человек!), притворив за собой дверь.
Я, обойдя постепенно превращающуюся в серую кучу тварь, аккуратно коснулась плеча девочки, что все еще стояла в углу. Она, вздрогнув, обернулась, а потом бросилась ко мне, порывисто обняв и уткнувшись в живот лицом.
– Мира велела стоять и не оборачиваться, – зазвучал внезапно ее чуть приглушенный голос.
– Ты заговорила… – Я уже утратила сегодня силы удивляться, но отчего-то в душе стало немного легче. Голос у девочки был тот же, каким она вещала пророчество, просто мягче и куда более живой. А еще она немного картавила, но это, думаю, будет несложно исправить.
– Да… – Кажется, сама Мария была потрясена этим фактом, но ее взгляд метнулся к лежащей на кровати Мире. – Она…
– Все хорошо, – поспешила успокоить я ребенка, – Мира практически не пострадала, только обожгла ладонь. Магистр Фарраль быстро поставит ее на ноги, но ты береги ее, пожалуйста, пока меня не будет, хорошо?
Девочка часто-часто закивала, и я, потрепав ее по волосам, мягко подтолкнула в сторону Миры, а сама подошла к пеплу, лежащему горой почти что посреди моей спальни, с торчащим из него мечом. Протянутая к рукояти ладонь ощутила лишь мягкую прохладу, невзирая на то, что я видела дрожащий воздух вокруг. Пальцы сомкнулись на оружии, и груда пепла осыпалась вниз, медленно превращаясь в полное ничто.
Значит, ты не любишь, когда тебя берут чужие руки, даже тогда, когда это ради благой цели?
Я убрала клинок в ножны, перевязь с которыми все так же висела на манекене, и смотрела на то, как Фарраль водит рукой над обожженной ладонью Миры. И чувствовала злость. На клинок за то, что он сделал с рукой моей боевой служанки. И на себя – за то, что, слыша, как Фарраль зовет в своих чарах Марию «из-земель-что-лежат-за-пределами», недодумалась сразу до того, что за девочкой последуют незваные гости. И на Фарраля злилась – из-за того же.
Краем глаза я уловила какое-то движение на кровати и, вынырнув из мыслей, заметила, что Мира пришла в себя.