Осмыслять поведение подводного народа Харакашу некогда. Он снова выныривает на поверхность, жадно глотая воздух, и крутит головой, пытаясь найти плот.

На крепостной стене слышны какие-то крики и, как кажется островитянину, голос Бернарда.

«На кой собачий хер я во все это ввязался! Ну сразу же было ясно, что это все не будет простым военным походом туда-обратно на пару недель! Нет, засвербела в заднице жажда приключений, замаячила возможность отдать долг королевской семье… Почти век прожил, а мозгов не нажил!» – подумал Харакаш.

– Залп! – доносит ветер команду со стены, и островитянин, мысленно взвыв, в максимально возможном темпе гребет к качающемуся на волнах плоту. За его спиной в воду вонзается десяток стрел, слышится тонкий визг – какая-то из них нашла свою мишень.

Когтистые лапы вцепляются в ногу чуть ниже колена – Харакаш, задержав дыхание, ныряет под воду и бьет второй ногой в лицо илару, пока тот не отцепляется, утаскивая с собой левый сапог.

Да чтоб ты подавился, тварь!

В несколько мощных гребков островитянин достигает плота, выбирается на него и наконец чуть переводит дух, оглядываясь на воду.

Такого выросший на островах, исконной морской родине иларов, Харакаш не видел никогда в своей жизни. Описать это можно было лишь одним словом – резня.

Они бились друг против друга, жестоко и непримиримо. Мастер меча то и дело видел удары костяных или каменных ножей, что пускались в ход без промедления. Увидел Харакаш и свой багор в руках того самого илара, что по какой-то причине спас его.

Постепенно островитянин смог условно определить две группы, одну – вооруженную ножами, но малочисленную, другую – без оружия, но почти вдвое превышающую по численности своих противников.

Град стрел заставлял их опускаться глубже в воду, но, сцепившись в схватке, они то и дело поднимались в верхние воды, окрашивая их кровью. На поверхности уже плавало несколько разорванных тел… и весло.

Стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, Харакаш, подгребая здоровой рукой, смог подогнать плот поближе, и ровно в тот момент, когда до весла оставалось совсем немного, что-то изменилось.

Островитянин услышал, как беснующиеся в глубине илары вдруг сменили песню. Как она стала выше, нервознее. Противостояние прекратилось, существа заметались под водой, словно бы ища укрытия, а потом… Все произошло в одно мгновение. Илары вдруг взвизгнули в едином страхе так высоко и громко, что у Харакаша на миг заложило уши, и рванули прочь, подгоняемые распространяющимися из грота потоками воды.

Забыв о распрях, они единой стаей бросились в открытое море, порой даже норовя выпрыгнуть из воды, что сверкала расплавленным золотом божественной силы.

Схватив весло, островитянин что было сил погреб в сторону разлома. Теперь ему уже никто не препятствовал.

Стоило только иларам отплыть подальше, как Харакаш, больше не оглушаемый их криками, услышал голос Эвелин. А потом, попав наконец внутрь грота, и увидел ее.

Опущенные в воду руки, запрокинутое к каменному своду лицо, прикрытые глаза и голос. Наполненный силой, напоенный яростью. Не было сомнений – именно она стала причиной поспешного бегства иларов.

– Эва! – Островитянин налег на весло, и девушка повернула на его окрик голову, впрочем, не открывая глаз.

От входа в грот до островка, на котором она сидит, совсем небольшое расстояние, а воды тут были куда спокойнее, чем снаружи. Харакаш добрался до принцессы в три мощных гребка, но увидел, что с его приближением на лице девушки все отчетливее проступает выражение безмерного гнева.

– Эва, это же я… – В замешательстве мастер меча смотрит, как его ученица, не открывая глаз и не прекращая декламировать что-то на храмовом наречии, выпрямляется, встает и вытаскивает из ножен меч.

– Эв… Эля! – Взмах меча оказывается внезапно быстрым, но разница в высоте между стоящей на островке девушкой и сидящим на плоту Харакашем слишком значительна, и тому удается избежать смертельной встречи с божественным оружием, просто резко пригнувшись.

Да чтоб тебя, сука пресветлая…

Перехватив весло за самый конец рукояти, островитянин резко взмахивает им над головой, пригибаясь в последний момент, и, описав им полный круг, подсекает находящуюся не в себе принцессу.

Девушка падает без единого звука, и лишь в последний момент Харакаш успевает поставить на пути выпавшего из ее руки меча весло, не дав тому упасть в воду.

Перепрыгнув с плота на остров, мастер меча торопливо ощупывает голову бессознательной Эвелин. Пальцы окрашиваются кровью.

«Небольшое рассечение, череп цел… Надеюсь, что, когда ты придешь в себя, ты будешь уже собой», – подумал Харакаш.

Взяв руку принцессы за кисть, он сжимает ее пальцы поверх рукояти меча и заправляет его в ножны у нее на поясе. Потом аккуратно перекладывает на плот саму принцессу и, сев на него сам, сосредоточенно гребет прочь.

«Надеюсь, это все того стоило, Эва… очень на это надеюсь».

Глава 16

О чужих секретах и нарушенных обещаниях

Просыпаться от ощущения боли в голове весьма неприятно. А если прибавить к этому невероятную жажду и ломоту во всем теле, то комплект получается совершенно мерзостный.

Вокруг царил странный полумрак, зыбкий, словно бы рваный по краям. До меня долетали обрывки разговора, но я никак не могла понять, о чем же идет речь, хоть и узнала голоса магистра Ирвина и Харакаша.

Безуспешно попытавшись шевельнутся, провести рукой по лицу, я вздрогнула, пытаясь вжаться спиной в свою лежанку, когда надо мною вдруг появились два сотканных из тумана силуэта. Серые, мглистые, безликие, они напоминали мне того, что шел мне навстречу в видении. Один из них протянул руку, и я… открыла глаза.

– Защитница, ты пришла в себя! – Магистр Ирвин кладет мне на лоб руку, потом, видимо замечая мой взгляд, чуть хмурится. – Что-то не так? Что-то болит?

Я перевожу взгляд на Харакаша, что стоит по другую сторону от кровати. Он хмурится, нервно скребя пальцами щеку.

Я, чуть задержав дыхание, опускаю веки и опять вижу два силуэта.

– Ты меня обманул, – открыв глаза, я с трудом произношу эти слова, чувствуя, как начинает першить в горле.

Магистр Ирвин тут же подносит мне пиалу, исходящую мятно-хвойными ароматами, и подсовывает руку под спину, чтобы помочь приподняться, но я не двигаюсь, упрямо сжимаю губы, глядя на своего наставника.

Тот в некотором недоумении смотрит на меня, потом переводит взгляд на магистра, затем снова на меня.

– О чем ты? – наконец спрашивает он, и я взглядом указываю на настоятеля Алой крепости.

– О нем.

Харакаш думает еще несколько мгновений, потом кивает:

– Так, значит, ты видишь его суть.

– Да, вижу. А ты, конечно, не знал об этом тогда, когда я спрашивала?

Мастер меча хмурится еще сильнее, открывает рот, чтобы что-то ответить, а потом просто взмахивает рукой и уходит, бросив через плечо: «Разбирайся с этим сам». Дверь за ним захлопывается с оглушительным грохотом, магистр Ирвин тяжело вздыхает и, отставив пиалу на стоящую возле моей кровати тумбу, некоторое время смотрит вслед ушедшему Харакашу.

– Прости меня, защитница, твой наставник не виноват в том, что ему пришлось обмануть тебя.

Я молчала, ожидая продолжения, и осматривала свою комнату, что мне выделили в крепости. Вроде бы тут ничего не изменилось… Магистр, снова вздохнув, повернулся ко мне:

– Нельзя перестать быть потомком Туманного, но он не требует от нас поклонения. Каждый идет своим путем. Я пошел своим, выбрал веру в порядок, веру в добродетели. Законы островов даже тогда, в моей юности, казались мне излишне жестокими, хотя сейчас я думаю, что они справедливы. Может быть, даже больше, чем законы Ордена… – В голосе старца послышалась грусть, а прозрачные глаза подернуло поволокой воспоминаний.

– Как… как так вышло, что ты тут, если Ханс…

– А-а-а, да. Харакаш рассказал мне, что мой внук достаточно четко обозначил свое отношение к нему. Видишь ли, защитница…