«Интересно, как целовался Фалько?» – Мысль мелькнула в моей голове вместе с образом несостоявшегося жениха, правую ладонь внезапно сильно обожгло, отчего я, вздрогнув, распахнула глаза с коротким и тихим вскриком и увидела, как лицо Альвина пошло рябью, «потекло», будто смазанные масляные краски, и начало приобретать черты графа Оташского!

Вопль, который я издала, наверняка слышал весь лагерь, я дернулась прочь и вдруг почувствовала, что почему-то падаю, а после – очнулась на земляном полу около своей кровати. Я прижалась к ней спиной и смотрела на странное бесформенное существо, рябящее и пузырящееся всей своей поверхностью, что тянуло ко мне мерзкие щупальца, беспорядочно усыпанные склизкими присосками, замерев в каких-то миллиметрах от моего тела, которое его явно не интересовало. Его интересовала Ато, запас которой благодаря Светозарной был у меня весьма велик, но все же не безграничен, и я явственно ощущала, как он стремительно уменьшался с каждой секундой.

Знак на руке полыхал неудержимым белым огнем, я слышала, как за тканевыми стенками шатра раздается вполне недвусмысленный шум, и, понимая, что сейчас ко мне ворвутся все, кто только сможет, с трудом отвела взгляд от омерзительной твари, нашла более-менее приличную лазейку между его щупальцами и, собравшись с духом, выполнила самый идеальный прыжок с кувырком, какой только делала в своей жизни. Харакаш мог бы мной гордиться!

Вцепившись в спасительно близкую рукоять своего меча, я, не поднимаясь с колен, развернулась и наотмашь рубанула по метнувшимся ко мне щупальцам, уже видя, как в шатер врывается Харакаш и Альвин. Настоящий Альвин!

Мастер меча, перехватив свой клинок, коснулся кромки пальцем, разрезая его, и окровавленным уже лезвием кромсанул тварь, пока я, пытаясь унять бешеный стук сердца, поднималась с земли, крепко сжимая в правой руке меч, а левой опираясь на поданную моим телохранителем руку. Потом, осознав, кто мне помогает, как я сейчас выгляжу и насколько же я феерическая дура, отстранилась от Альвина, одновременно разворачивая его за плечи лицом к входу – чтобы в случае чего спрятаться за ним от снующего перед палаткой офицерья и спрятать голые ноги, весьма бесстыже по местным меркам торчащие из-под рубахи, длиной доходящей лишь до середины бедра.

Когда страсти немного улеглись, а изрубленная на куски тварь осыпалась белым пеплом (в голове я поставила жирную пометку – не забыть спросить у Харакаша, что у него за кровь такая ядовитая), мастер меча громко оповестил всех, что беспокоиться уже не о чем, разогнал офицеров, выдал мне одеяло для того, чтобы я в него завернулась, и выпроводил из шатра Альвина. Запалив масляную лампу, островитянин оглядел мою все еще нервно дергающуюся от пережитого персону, глубоко вздохнул, сев на второй мой походный сундук, не занятый доспехами, достал из-под пончо фляжку и протянул ее мне. В ней оказалось даже не вино – какая-то крепкая травяная настойка, от одного глотка которой показалось, что внутри меня загорелось маленькое солнце. Не рискнув пить больше, я вернула флягу мастеру меча.

– Ты неплохо справилась. – Расщедрившийся на похвалу Харакаш вызвал у меня новые танцы лицевого нерва, отчего правый глаз отчаянно задергался. Наставник, оценив нервный тик, хмыкнул.

Некоторое время мы сидели в тишине, потом я почувствовала, что меня немного отпустило от всего произошедшего, и покосилась на островитянина, что рассматривал пепел на земляном полу.

– Почему твоя кровь… – начала было я, но Харакаш выразительно скривился и возвел очи куда-то к потолку, перебивая меня:

– Больше мне интересно, почему ты кричала: уларьмаор вызывает исключительно приятные видения, ему нужны самые сильные положительные эмоции. Не хочешь рассказать мне, что случилось? – Почти бесцветные глаза мастера меча с интересом уставились на меня. Я натянула одеяло до самых ушей, чувствуя, что неизбежно краснею, и буркнула куда-то себе в коленки, что не хочу. – Хм… ну, хорошо. Жаль, что магистр не дал тебе никакой артефакт, чтобы ты могла чувствовать этих тварей. – Скрестив руки на груди, мой собеседник окинул взглядом шатер, остановившись на мече, что я прислонила к краю кровати рядом с собой, чуть воткнув кончиком в землю.

– Он хотел, но после того, как это, – я покрутила правой ладонью в воздухе, – стало реагировать на тварей из Грани, в нем отпал смысл.

Харакаш поджал губы, оглядел меня и кокон из одеяла, в который я завернулась, вопросительно поиграл бровями, но я молчала, как партизан на допросе, не собираясь признаваться в причинах, по которым игнорировала предупреждение «пламени» на руке.

– Ладно, – наконец сдался мастер меча, – видимо, что-то пошло не так. Постарайся поспать еще немного, принцесса. Завтрашний день будет таким же, как все предыдущие.

Угу, значит, никаких послаблений в связи с форс-мажорными ситуациями не предвидится. Очевидно, для тебя уважительной причиной пропустить тренировку является только смерть, и то я до конца в этом не уверена. Проводив взглядом выходящего из моего шатра Харакаша, я представила, как он стоит над моим бренным телом и требует, чтоб ее высочество прекратила симулировать и немедленно отправлялась на пробежку. А ведь с него станется, и я правда встану и пойду…

Уснув под утро, я часто просыпалась, нащупывая ладонью рукоять меча – ее легкая прохлада, казалось, всего на десяток градусов ниже температуры моей руки, успокаивала. Мне было мучительно стыдно перед самой собой и перед Альвином, хоть он ничего даже не подозревал. Я прокручивала в голове все те немногие разговоры с ним, в том числе и о его отношениях с Деллой, и не могла понять, что же на меня нашло, если я решила, будто мой телохранитель, человек стойких моральных принципов, имеющий честь и гордость, пойдет ночью к дочери короля с амурными целями?

Натянув одеяло до самой макушки, я крепко зажмурилась, а потом сделала поочередно пять-шесть глубоких и медленных вдохов-выдохов. Постепенно тревожные мысли отступили, голова моя снова отяжелела, и я погрузилась в сон.

Утро принцесс в романах начинается обычно со служанки, которая раздвигает шторы, впуская лучи солнца в комнату, приносит теплую воду для умывания и свежеиспеченные круассаны. Мое утро вот уже четвертый день подряд начинается именно таким образом, разве что распахивают не шторы, а полог шатра, и то – на время, и будит меня не личная служанка, а вредный лысый воин-островитянин, принося мне вместе с холодной водой для умывания… ровным счетом ничего.

– Если ты хочешь завтракать не в седле, советую поторопиться. – Пока я продирала глаза, отчаянно зевая и пытаясь сфокусировать взгляд на мастере меча, он деловито смерил шагами шатер, обернулся, скрестил руки на груди и демонстративно возвел глаза к потолку. – Собирайся шустрее, принцесса. Планы изменились, ты заслужила небольшую награду за ночные подвиги. – В его голосе сквозило ехидство, отчего мне захотелось швырнуть в него подушкой. Но подушки не было, да если и была бы – что бы это дало?

– Собираюсь, собираюсь. Буду готова через четверть часа.

Удовлетворенный моим ответом, мастер меча покинул шатер, а я получила возможность выбраться из-под одеяла и приступить к сборам. Я, конечно, могла бы сделать это и раньше – меня-то не пугала перспектива показать голые «аж до бедра» ноги постороннему мужчине, но в этом мире пляжей еще не придумали и подобные выходки благовоспитанной принцессе претят – а ну как островитянин еще лекцию мне закатит о непозволительном поведении? Он и не на такое способен!

Холод, идущий от земли, меня быстро взбодрил, заставив ускорить процесс облачения в одежду. Голова зудела противно и навязчиво – волосы надо было срочно помыть, благо с собой мне завернули мыльный корень и какие-то баночки, последовательность использования которых Мира отметила прямо на крышках.

При мыслях о Мире чуть взгрустнулось – мне не хватало ее доброго взгляда и заботливых рук. Эта прекрасная женщина распространяла вокруг себя какую-то ауру домашнего уюта, и я по-хорошему завидовала Марии, оставшейся в замке у нее на попечении.