Я кивнула, убирая вещи обратно в кожаный мешочек и крепко сжимая его в руке.

– Что написал насчет погребального ритуала магистр Ирвин?

– Лучшим и самым почетным способом считается погребение на горящем корабле, спущенном в воды моря. Но при отсутствии оных может сойти обычная лодка и река.

– Я поняла. Благодарю вас за проделанную работу. Если вдруг что-то найдется о нашем графе – сразу сообщайте.

Храмовники снова опустились на одно колено, склонив головы, а потом встали и шустро покинули отведенные мне покои.

В комнату снова вернулся Альвин, неся перед собой поднос. Закрыв дверь за собой с помощью ноги, мой нянь поставил поднос на кровать рядом со мной и принялся расставлять на нем тарелки так, чтобы суп оказался ближе, а тонкие оладьи с вареньем – дальше от меня. Я, пристроив драгоценный мешочек у себя под боком, тоскливо взглянула на протертый через сито суп, от одного вида которого у меня пропал аппетит.

Заметив мое выражение лица, Альвин страдальчески наморщился, готовя очередную порцию уговоров, и я, даже не зная, что хуже, эти уговоры или суп, выбрала суп.

От него паршиво хотя бы только во рту.

– Пока я там стоял, граф Стефан проходил. – Заметив, что я решила поесть без пререканий, Альвин решил развлечь меня беседой. Я чуть не обожгла рот, услышав, кто в очередной раз проходил мимо моих дверей. Альвин, не заметив этого, продолжил: – Все очень хочет тебя снова видеть. И постоянно намекает, что мне возле твоих дверей не место.

– А не пошел бы он, – буркнула я сама себе под нос, прекрасно зная, что Альвин не осудит.

– Я ему так и сказал. Мол, его величество и ее высочество оба одобрили мою персону, и не нам оспаривать их решения.

– А он что? – Я вдруг развеселилась, вспомнив ту картинку. Граф Стефан заявился в мои покои, как только я пришла в себя. И если я выглядела хотя бы вполовину так же плохо, как чувствовала, то увидел он на постели форменное чудовище. Однако ж граф соловьем разливался и комплименты источал куда сильнее и дольше, чем положено по протоколу.

– Сделал губы, как жопка у курицы, и зашагал весь важный прочь, – хмыкнул Альвин, и я все-таки обожгла себе рот, едва не заплевав всю кровать супом.

Отдышавшись и проморгавшись от выступивших слез, я заметила, что мой телохранитель смотрит на меня с очень странным выражением лица.

– Чего?

– Я… очень боялся, что ты не оправишься после холма, – тихо сказал Альвин.

Я хмыкнула:

– Надо мною танцевала такая толпа храмовников, что если бы я вдруг решила умереть, то они бы совершили ритуальное самоубийство и пошли бы лично вытаскивать меня с того света. – Пожав плечами, я снова зачерпнула ложкой суп, стараясь не обращать внимания на пристальный взгляд Альвина.

– Я не об этом. Для меня он тоже очень много значил.

– Значит. – Проглотив порцию и облизав губы, я серьезно посмотрела в глаза своего собеседника. – Он все еще много для меня значит, и потому… И потому я должна кое-что тебе рассказать.

И я рассказала Альвину все, что до сих пор оставалось ему неизвестным, потому как я сама молчала, а он не лез с расспросами.

Про таверну, про предательство Гира, про то, почему это произошло, про подслушанный разговор.

Чем дальше я рассказывала, тем сильнее шло пятнами лицо моего телохранителя.

– Мы привезли тебя прямо в лапы…

– Ага, – кивнула я, снова запихнув в себя небольшую порцию безвкусного, склизкого, но очень полезного, со слов Мило, супа. – Мне уже предложили его просто убить, но, сам понимаешь, провернуть это надо так, чтобы все выглядело обоснованно, а не как мое личное желание. Нужны доказательства, нужно то, за что его можно осудить.

– Король будет… – начал Альвин, но я качнула головой.

– Король выразил свое полное одобрение, даже сам предложил решить проблему, хе-хе, деликатно. Ты же сам читал. Просто выглядеть это должно так, чтобы комар носа не подточил. Есть идеи?

– Если бы тут был Эмил, я бы предложил ему сделать что-то этакое в личине графа, но…

– Увы, – пожала плечами я. Эмил отбыл в Алую крепость в тот же день, как я пришла в себя, сопровождая тело брата.

А потом вдруг замерла, озаренная посетившей меня идеей.

– Альвин, а что, граф часто ходит мимо?

– Я бы сказал, что слишком часто, – недовольно буркнул мой телохранитель, и я вдруг испытала острое желание потрепать его за щеку.

– А чем у нас карается попытка насилия над принцессой? – С каждым моим словом глаза Альвина становились все больше.

– Ты-ы-ы… Только через мой труп! Ни за что! – отчего-то севшим голосом, с легким заиканием проговорил мой нянь.

– Не переживай, все будет под контролем. В крайнем случае прирежу его своими руками. Скажу, что оборонялась. – Я отложила ложку и, пользуясь тем, что Альвин все еще находился в состоянии глубочайшего шока, сцапала с тарелки оладушек и запихнула его в рот целиком.

Оказалось, что Альвина настолько шокировало мое предложение, что я могла не торопиться. По крайней мере, три оладушка из пяти я умять успела, прежде чем возмущенный моим коварством Альвин отобрал у меня десерт и сурово указал на все еще не пустую тарелку с супом.

– Ты меня прости, но надо быть просто не в себе, чтобы сейчас возжелать тебя насиловать. – Альвин никак не отреагировал на мое картинное закатывание глаз и прижимание ладони ко лбу, продолжив: – Допустим, что этот червь действительно способен на такое, но это ж как в голове должно помутиться, чтобы в его положении и с учетом твоего состояния…

– А позови ко мне Мило, есть у меня одна идея. И еще какую-нибудь служанку спроси у этого графеныша. – Я прищурилась, посмотрев на свои огрубевшие за время похода руки.

Кажется, пришло время вытащить те платья, которые мне с собой положила Мира. Ах, если бы она знала, по какому поводу…

Мило пришел спустя полчаса после ухода Альвина. Обстоятельно поинтересовавшись моим здоровьем и проверив состояние уже зарубцевавшейся раны на боку, юный лекарь повеселел и засмущался, услышав, что я очень высоко ценю его профессионализм. Когда уровень довольства собой у лекаря начал зашкаливать, я, расправив складки одеяла вокруг себя, словно бы невзначай поинтересовалась:

– Мило, скажи, а ты чтишь кодекс целителя?

Юноша захлопал глазами, открыл рот, закрыл, пошел густым румянцем и тихо сказал, что ни о каком кодексе не помнит.

Какой милый, наивный мальчик! Даже не «не знает», а «не помнит»!

Сам того не ведая, Мило своей искренностью заставил меня чуть пересмотреть взгляд на его роль в моем маленьком плане.

– Я тебя просто проверяла. Нет никакого кодекса целителя. А вот у меня есть к тебе дело без малого королевской важности. Но перед этим ты должен дать клятву Пресветлой, что ни словом, ни делом никогда не выдашь наш разговор.

– Клянусь Пресветлой деве, что ни в этой жизни, ни в посмертии не выдам то, о чем услышу сейчас! – торжественно прижав руки к груди, поклялся лекарь, и я не сдержала улыбку, глядя на него.

Для Мило стало настоящим ударом то, что Гир оказался предателем. Эмил не стал скрывать эту информацию, и оттого многие храмовники переживали некоторый кризис, очень лично восприняв предательство Указующего. На фоне произошедших событий мой авторитет невероятным образом взлетел ввысь, обеспечив меня самой лояльной личной гвардией на время нахождения в герцогском замке. Мило был одним из тех, кто остро чувствовал какую-то вину за действия Гира, да и к тому же был милым и отзывчивым парнем.

– Мне нужно, хм… зелье. Любовное зелье. – Глядя в широко распахнутые и очень озадаченные глаза своего лекаря, я ждала какой-нибудь вербальной реакции. И дождалась.

– Это как? А что оно делает? – Мило пришел в себя, продемонстрировав мне полное непонимание вопроса.

– Нужна жидкость, подмешав которую в напиток другому человеку, можно вызвать сильное любовное влечение. Как временное помешательство, – пояснила я чуть более обширно и увидела, как парень запунцовел до самых кончиков ушей, бросив короткий взгляд на дверь.