– Альвин, – позвала я, как только проглотила, – ты пробовал все, что я ела все это время?
– Нет, – мотнул головой мой телохранитель. – Сначала на кухне дежурил Генрих, но кухарки пугались, и в итоге его сменил Мило. Но пробовали они попеременно все, что для тебя готовилось.
– Ясно, – кивнула я, понимая, что, возможно, именно из-за того, что мою еду было кому пробовать, меня никто не стал травить.
– Позвать служанку? Она за дверью уже топталась, когда я пришел.
– И даже не постучалась…
– Тут большая часть служанок такая. Тише мыши. Снуют по замку туда-сюда, голоса еле слышны.
– Может быть, это даже очень разумно, – откликнулась я, вспоминая вчерашнюю девицу на коленях графа. – Не всем хочется привлекать к себе пристальное внимание.
Альвин промолчал, скорее всего, подумав о том же, о чем и я.
– Зови ее. Кто-то должен прочесать гнездо у меня на голове. Да и потом… я не собираюсь выходить из комнаты до обеда. Может быть, я смогу за это время вытянуть из нее что-то полезное о нашем графеныше?
Позвав служанку, Альвин откланялся.
Я вручила вошедшей девушке расческу и, прикончив суп, поделила порцию блинов на две части.
– Как тебя зовут?
– Иолли, ваше высочество. – Голос девушки был таким тихим, что мне пришлось сильно прислушаться.
– Ты давно служишь в замке, Иолли?
– Пять лет, ваше высочество.
Значит, она одна из тех слуг, что остались еще со времен герцога, хорошо.
– А чем занималась до этого?
– Помогала матери, ваше высочество. Она была в замковых прачках. Я помогала ей развешивать постиранное.
Ого, практически потомственная служанка…
– Тебе нравится тут работать, Иолли?
– Да, ваше высочество, – еще тише ответила мне девушка.
– Граф не обижает прислугу?
– Граф Стефан добрый и заботливый господин, ваше высочество, – едва слышно прошептала Иолли, и я, развернувшись, схватила ее за руку, подтягивая отшатнувшуюся девушку к себе и заглядывая в ее лицо. Она врала мне и боялась меня.
– Врешь.
– Я не… не… – Девушка затряслась всем телом, отводя взгляд, пока я рассматривала ее лицо. Грубые, простоватые черты лица, сероватая кожа, широкий нос и ямочки от оспин – все это оказалось неправдой. Продолжая удерживать Иолли, я коснулась свободной ладонью ее лица, с нажимом проведя по щеке мокрым от девичьих слез пальцем и без удивления увидела оставшийся более светлый след.
– Ловко. Ты молодец, хорошо придумала. Он ни за что не разглядит, какое твое лицо на самом деле. – Я медленно разжала пальцы на руке девушки, и та рухнула на колени, скрывая лицо в ладонях. – Иолли, я не собираюсь рассказывать графу что-либо о тебе. Хватит рыдать, и прошу, приведи мои волосы в порядок. Сама я с этим не справлюсь. А потом бери стул, присаживайся поближе, я угощу тебя блинчиками, а ты расскажешь мне, что тут происходило после смерти герцога, хорошо?
– Х-х-хо-о-ро-о-ошо, – выдавила из себя девушка, продолжая хлюпать носом.
Потребовалось некоторое время, чтобы Иолли пришла в себя, и я потратила его на то, чтобы воздать должное местным кухаркам и запить еду частью отвара.
Наконец, когда мои волосы были расчесаны до приличествующего моему положению состояния, я указала колеблющейся служанке на стул, а потом на место рядом с трюмо.
– Ваше высочество, как я могу сидеть…
«А вот вчера в зале о том, что сидеть в присутствии коронованной особы, пока она стоит, совершенно недопустимо, не вспомнил даже граф…» – мелькнула мысль.
– Можешь, потому что я тебе разрешила, – тоном, не допускающим пререкательства, оборвала я Иолли, и она с обреченным видом подтащила к моему туалетному столику стул и села на самый краешек.
Я пододвинула к ней тарелку с блинчиками, поставила рядом свой стакан, еще наполовину полный.
– Ешь, это очень вкусно.
Чтобы не смущать девушку, я занялась своими руками, втирая в них смягчающее масло из тех, что положила мне с собой Мира. Служанка ела осторожно, как маленький дикий зверек, которого легко спугнуть.
– Иолли, я ведь не только принцесса. Я защитница веры. И я тоже женщина. – Хоть где-то это должно стать плюсом! – Ты можешь мне доверять, как доверяла бы самой Светозарной, – мягко заметила я, когда девушка прожевала. – Я не буду спрашивать тебя о графе, лучше расскажи мне о покойном герцоге. Каким он был? Как он относился к вам и к сыновьям? Что говорили про его смерть?
– Его светлость был человеком строгим и справедливым. Когда герцогини, пусть хранит ее дух Светозарная, не стало, он надел траур и носил его до самой смерти.
– Как после смерти ее светлости развивались отношения с сыновьями? – Закончив втирать масло, я взяла со столика зеркало и придирчиво посмотрела на свое отражение.
«Чуть лучше, чем вчера», – отметила про себя.
– Я мало чего знаю, ваше высочество. Только если слухи да сплетни… – замялась служанка, но после паузы все же продолжила: – Герцог стал часто ругаться со старшим сыном. Он… После смерти матери, как говорили, он отбился от рук. Граф Стефан стал пить и пропадать на охоте, а потом стали приходить жалобы из деревень, что молодой граф девушек портит, а мужиков сечет плетью.
– И как герцог на это отреагировал? – Я видела, что Иолли замялась, чуть покраснев, и предвкушала эпическую развязку.
– Выпорол сына на конюшне… При всех слугах.
Я закрыла глаза и прикрыла ладонью рот, чтобы не было видно моей неудержимо рвущейся на лицо улыбки.
Такой позор не каждый смог бы пережить достойно. Судя по всему, Стефан не смог.
– И что дальше?
– А дальше герцог почти перестал появляться где-то вместе со старшим сыном. Даже на объезды земель брал графа Герберта. Пошли слухи, что и титул свой он передаст ему в обход старшего сына. А потом его светлость Осберт внезапно занемог и… умер, – закончила с грустью Иолли и опасливо потянулась за последним блинчиком.
– Ешь, ешь. Мне нужно немного подумать. – Я снова прикрыла глаза, поглядывая на девушку, но на самом деле мысли мои были далеко от нее.
«Я помню, что отец говорил об оставленном герцогом волеизъявлении насчет наследования. И тогда отец был уверен, что война братьев не что иное, как происки мелкого дворянства, ведь законный наследник – Стефан. Но откуда может знать мой отец об этом и какой давности его сведения? Если герцог быстро скончался, то он мог и не успеть сообщить королю о назначении нового наследника. Или кто-то сообщил за него, например… В любом случае, если даже слухи о смене наследующего за герцогом сына лишь слухи, Стефану титул не светит», – молча размышляла я.
Оставался еще один вопрос, который меня весьма интересовал в свете последних полученных знаний.
– А скажи, Иолли, как так вышло, что дочь прачки отправили прислуживать принцессе? Нет-нет, сиди! – Я схватила за руку тут же залившуюся румянцем девушку, что попыталась вскочить со стула, и силой усадила обратно. – Это не претензия к тебе, мне просто интересно, почему именно ты?
Девушка молчала достаточно долго, сделавшись цветом едва ли не спелого помидора. Потом, поняв, что от меня не отделаться, прошептала под нос:
– Мне дали образование. Других служанок, умеющих ухаживать за знатными особами, в поместье не осталось.
Образование? Великая редкость в это время. Интересно, почему прачка решила дать своей дочери такие дорогостоящие навыки? Хотела таким образом сделать дочь более выгодной партией в глазах мелких аристократов?
– Твоя мама, должно быть, очень любила тебя.
– Да, но… на образовании настоял герцог. Я его дочь… внебрачная! – Иолли прижала руки к груди, сказав последнее слово с таким испугом, словно за попытку «примазаться» к герцогской семье я ее тут же испепелю.
– Та-ак. А подробнее?
– Герцог был мил с моей матерью, когда еще не был женат. Я появилась на два года раньше, чем было объявлено о помолвке его светлости. Он не стал отсылать куда-то мою матушку, а дал денег на мое образование. Я была личной служанкой ее светлости, и именно она научила меня менять лицо… Ее светлость не знала, что я внебрачная дочь ее мужа, это тщательно скрывалось. Но когда я начала взрослеть, то она вызвала меня к себе и рассказала, как сделать себя непривлекательной. Наверняка не желала, чтобы кто-то из ее сыновей связался с дочерью прачки, а менять служанку не хотелось, ведь меня очень хорошо обучили, ваше высочество! Я умею считать и писать, знаю, как укладывать волосы и ухаживать за дорогими тканями, вы же… не отошлете меня? – Во взгляде Иолли было столько ужаса, что я, не удержавшись, погладила ее по прикрытой чепчиком макушке.