Я, несколько мгновений изучая его лицо, снова едва-едва пригубила вино. Потом, отставив кубок в сторону, едва слышно кашлянула, привлекая внимание задумавшегося графа.
– Ситуация такова, что в дворцовом архиве есть два письма от вашего отца о наследовании. – Разгладив ладонями складки на платье, я могла бы, даже не пользуясь своей способностью понять, что граф, мягко говоря, не в восторге от услышанного. Он хотел что-то сказать, но лишь плотнее сжал губы в итоге, чуть наклоняя голову и показывая, что слушает меня самым внимательным образом. Я продолжила: – Конечно, вес имеет только самое последнее письмо, однако мой отец отправил меня для того, чтобы разобраться в ситуации. Когда возникает такая чехарда с наследниками, решение нужно принимать осторожно и взвешенно, ведь от этого зависит благополучие королевства.
Я не сводила взгляда со Стефана, а он, словно загипнотизированный, смотрел на меня. Нервно облизнув губы, он практически отвел взгляд, но я тут же чуть сменила позу, демонстративно накручивая локон на указательный палец.
– И какое решение вы приняли, моя принцесса?
– Я же беседую с вами, Стефан, – мягким голосом намекнула я, и граф чуть повеселел. – Однако, прежде чем вынести окончательный вердикт, я бы хотела ознакомиться с некоторыми документами. Конечно, я слышала, что кабинет вашего покойного отца сгорел, и весьма опечалена этим, но, судя по стеллажам за вашей спиной, какую-то часть из последних казначейских книг вы перенесли сюда. Я хочу с ними ознакомиться.
Граф, все же сумев поднять взгляд, глупо моргнул, молча смотря на меня, а затем переспросил:
– Вы… хотите посмотреть записи о герцогской казне?
– Да. – Я кивнула, ласково улыбнувшись Стефану. – Только с начала зимы, не раньше. А еще, может быть, то письмо с требованиями от мятежников? Если оно сохранилось.
Стефан кивнул, как болванчик, и, встав из-за обеденного стола, обошел стол рабочий, подходя к стеллажам и вытаскивая с полки объемный, еще не до конца сшитый, но уже вставленный в обложку фолиант.
Я же, как только граф повернулся ко мне спиной, вытащила из манжеты флакон, вылила большую часть в графин с вином, а потом вполне демонстративно потрясла его над своим кубком как раз так, чтобы обернувшийся от стеллажа Стефан это увидел.
– Мой лекарь настаивает, чтобы я принимала свое лекарство для снятия боли от ранения каждый раз после еды. Честно говоря, жуткая гадость, только с вином пить и можно, но действительно помогает. – Я вздохнула и, снова обратив свое внимание на флакон из темного стекла, постучала по нему ноготком. С горлышка сорвалась темная капля, тут же растворившись в вине, и я с довольным видом закупорила флакон и убрала его обратно под манжету.
– Лекарь… это тот молодой храмовник, который дежурит на кухне? – уточнил граф, и я кивнула, беря свой кубок и медленно выпивая его до самого дна, благо вина в нем оставалось на два глотка.
После чего налила себе еще вина из графина на самое донышко и тут же сделала вид, что запиваю горькое лекарство, оставив все вино на самом деле нетронутым.
Понимающе покивав, Стефан разложил фолиант на столе и, полистав его, вытащил несколько листов, протянув их мне.
– Это третий и второй месяцы. Первый уже подшит в книгу, будет удобнее, если пересесть за стол или на диван.
Я благосклонно кивнула, оставшись на месте, и, приняв бумаги, тут же с самым заинтересованным видом принялась в них смотреть, для натуральности максимально медленно ведя взглядом по кривым мелким строчкам и проговаривая про себя все, что на листе написано, сопровождая процесс шевелением губ.
Граф обошел рабочий стол, сев на место. Немного поковырялся в тарелке, кидая на меня заинтересованные взгляды, которые я в полной мере могла ощущать, даже не видя его лица, потом забулькал вином, переливая его из графина в кубок.
Я вздохнула, нахмурившись и закусив губу. Подняла взгляд на самое начало, потом – снова туда, где якобы остановилась.
В отчетах не было ничего интересного. Какие-то совершенно подвешенные для меня в воздухе цифры, которые для сверки нужно было выводить самостоятельно. Да и мне, до сих пор не до конца разобравшейся в местном ценообразовании, было тяжело сопоставить доходы герцогства и отчисления в казну.
– Все в порядке? – уточнил граф, и я бросила на него поверх листа такой тяжелый взгляд, насколько могла. Он стушевался. – Прошу прощения, моя принцесса.
Я отвела взгляд, а Стефан наконец-то сделал несколько глубоких глотков из кубка. Потом налил себе еще. Когда я добралась до второго листа, он осушил третий кубок и принялся сверлить меня взглядом, далеким от дружелюбного, и уж тем более – вожделеющего.
– Кажется, что все в полном…
– Ты же тупая, как стул, на котором сидишь. Что ты из себя изображаешь?
Я молча хлопала глазами на набычившегося графа. Он лишь продолжал распаляться:
– Набиваешь себе цену? Что-то хочешь с меня поиметь?
– Граф, что вы себе позволяете?
«Так… Это вроде бы как-то не так должно было работать. Или так? Что-то там Мило говорил про впечатляющие результаты на мышах и полный снос крыши. Кажется, надо было уточнить, что именно он имел в виду…» – запоздало подумала я.
Стефан тем временем встал, резко отодвинув свой стул, прошелся по кабинету, нервно оттягивая намотанный на шею шарф, словно бы он его душил.
– Что я себе позволяю… Что я себе позволяю? И кто меня об этом спрашивает? Женщина! Существо, чья ценность определяется лишь удачной возможностью выйти замуж и рожать, пока может. Да еще и будущая подстилка драконьего прихвостня. Сидишь тут, изображаешь из себя вершительницу судеб, а сама-то ничего из себя не представляешь!
Я сложила листы с отчетом пополам и пристроила их между графином и своим бокалом. Все, что говорил Стефан, меня мало интересовало и тем более совершенно не задевало. В чем-то он был действительно прав, если бы говорил о той Эвелин, которую знал когда-то. Но все же даже частичная правдивость его слов совершенно не давала ему права так отзываться о… О нас.
Я припомнила вдруг такое далекое, полустертое наслоившимися событиями воспоминание о том, как увидела Эвелин в зеркале, а за ее спиной – ту женщину-змею и ее острые когти, которыми она была готова растерзать принцессу на части.
Вспомнила, что Эвелин не получила защиты ни от кого. Она была пешкой, разменной фигурой, которую сначала пытались выгодно выдать замуж, а потом… за нее отказался бороться даже собственный отец.
И пока граф бесновался, изливая в пространство ушаты словесной грязи и нервно расхаживая по кабинету, я стянула со стола вилку. Следя взглядом за мечущимся туда-сюда мужчиной и удовлетворенно слушая, как его речь все больше переходит в крик, я заправила ручку вилки за манжету так, чтобы два ее зубчика оказались аккурат под моими пальцами.
Не Жало, но тоже на что-нибудь сгодится.
Стефан меж тем, самостоятельно дойдя до точки кипения, наконец остановился посреди кабинета, уставившись на меня совершенно диким взглядом.
За дверью раздались голоса. Я не узнала их, но по интонациям поняла, что разговор там далеко не дружелюбный. Граф на голоса тоже отвлекся: наклонил голову, прислушиваясь к происходящему и дыша тяжело, словно загнанный зверь. Его лицо шло багровыми пятнами, кулаки то сжимались, то разжимались, а когда он посмотрел снова на меня, я поняла – пора.
– Ну что, выговорился? Ты – позор всего герцогского рода. Трус, прячущийся за спиной чародея и лижущий зад драконопоклонникам! Если уж говорить о подстилках, то мне еще есть чему у тебя поучиться!
– Заткнись!
Я вскочила со стула как раз в тот момент, когда Стефан с криком бросился на меня, но не учла того, что вместо удобных штанов на мне длинное платье. Вместо быстрого шага в сторону я наступила на край подола, ухватилась за поднятую в ударе руку графа, дернув ее на себя.
Мы оба покатились по укрытому ковром полу, но уже через миг меня подмяли под себя, и я в очередной раз ощутила, как чужие пальцы впиваются в шею.