Те же непокорно завивающиеся темные волосы, что молодой граф при мне пригладил рукой, входя в двери. То же породистое лицо. Только взгляд другой, нежели у старшего брата. Потухший.

Усталость, ожидание, смирение. Коснувшись его эмоций, я в некотором замешательстве смотрела, как Герберт делает положенный поклон, обращаясь ко мне по всей длинной веренице моих титулов, и…

– …отдаю себя в руки королевского суда и божественного, – закончил он под моим пристальным взглядом, все так же не разгибая спины. Я перевела взгляд на Альвина и увидела, что тот тоже удивлен происходящим.

– Альвин, оставь нас.

Телохранитель, коротко кивнув, вышел, закрыв за собой дверь.

– Здравствуй, Герберт. Подходи, присаживайся. – Указав на тот стул, что несколькими часами ранее занимал Альвин, я дождалась, пока парень усядется.

– Ваше высочество, – первым нарушил паузу он, – я приношу извинения за действия моего брата. Это позор моей семьи, и я готов искупить его.

– Как? – тут же задала вопрос я, не сводя с него взгляда. Герберт вздрогнул, быстро поднял на меня взгляд и снова уткнул его в столешницу.

– Я… не знаю, – выдохнул он. – Как вам будет угодно.

– Твои советники наверняка выдали тебе ценные указания, как себя вести и что говорить, но я по-дружески советую тебе забыть все, что они тебе говорили, – побарабанив пальцами по столу, наконец заговорила я, продолжая рассматривать сидящего по правую руку наследника герцогского титула и земель, сканируя его эмоции. – Начнем с простого – с ответов на вопросы. Отвечаешь только «да», «нет», «не знаю». Итак, начали. Ты – младший сын Осберта Фиральского?

– Да, – чуть опешив, ответил парнишка.

– Ты поднял мятеж?

Пауза держалась около десяти ударов сердца.

– Не знаю, – наконец ответил Герберт, и я махнула рукой:

– Поясни.

– С помощью графа Леона я сбежал из-под стражи. После смерти отца Стефан не решил сразу, что со мной делать, и я успел отправить графу письмо. Потом… – Герберт замолк на мгновение, нахмурившись. – Все как-то само собой произошло.

– Почему Леон? – Заметив взгляд паренька, я кивнула. – Говори как есть.

– Он уважал отца и был частым гостем в нашем доме. Мать так же благоволила ему. Он лично учил меня ездить верхом, найдя для этого время между своими деловыми визитами. Я ему доверяю.

– Хорошо. Продолжим. Ты хочешь стать герцогом?

– Нет. – Ответ настолько уверенный, что я позволила себе улыбку.

– Ты станешь герцогом?

– Да. – Снова уверенность и даже какое-то упрямство. Я чувствую легкое раздражение, вспыхнувшее в Герберте при этом вопросе, но оно направлено не на меня.

– У тебя есть невеста?

– Да.

– Соэнлика?

– Да.

– Ты хочешь взять ее в жены?

– Нет, но возьму. – Герберт поднял на меня свои уставшие глаза и тут же пояснил: – Я ее практически не знаю, но она достаточно милая и к тому же дочь барона Каддора. У него большое влияние в герцогстве.

– Твой брат отравил герцога Осберта? – Я ожидала практически моментального ответа и, когда его не последовало, удивленно вскинула брови. Герберт продолжал смотреть на меня, только взгляд его изменился. Он изучал меня, думая, можно ли мне доверять.

Сомнение. Горечь. Решимость.

– Нет.

– Ты уверен?

– Да.

– Это сделал ты?

– НЕТ! – Он даже отшатнулся от меня, потрясенный моим предположением.

– Ты знаешь, кто это сделал? – Я продолжаю сверлить его взглядом, и он, закусив губу, молчит. – Ну?

– Это сделал барон Каддор.

Я отвожу взгляд от Герберта и поднимаю голову, изучая потолок зала. Пальцы выбивают рваный ритм по столешнице.

– Рассказывай все.

– После смерти матери и наказания Стефана отец написал указ о том, что назначает своим наследником меня. Указ был заверен матерью-герцогиней, приглашенным из Алой крепости Указующим…

– Подожди, ты его видел? Этого Указующего. Как он выглядел? – прервала я Герберта, и тот, чуть задумавшись, ответил:

– Высокий, весь в красно-золотом, в доспехах. Лицо в шрамах все, как сеткой…

– Ясно, продолжай.

Ты знал, Гир. Знал, но не сказал. Мог ли ты забыть о таком, как о чем-то несущественном? Теперь уже никто не узнает…

– Так, кхм… Соэнлика на тот момент была невестой Стефана, но после того, как отец объявил свое решение моему старшему брату, барон Каддор предложил разорвать помолвку, ссылаясь на внезапно ослабевшее здоровье дочери и буйный нрав моего брата, который может причинить вред хрупкой девушке. Мой отец согласился. Мы все понимали, что Каддор прознал о ситуации от своей дочери, но в этом не было ничего удивительного, тем более что поведение Стефана действительно было… не самым подобающим.

Я налила в кубок воды, смутно припомнив, что, кажется, пока я возилась с бумагами, заходил Альвин и пытался выбить из меня какие-то пожелания по еде и питью, а я, не вдумываясь даже, попросила воду.

Сделав несколько глотков, Герберт покрутил кубок в руках и поставил на стол.

– Мы с отцом не успели обсудить удачную партию. Соэнлику по каким-то причинам он не рассматривал в качестве невесты, да и с самим бароном в последний год у отца складывались не самые простые отношения. Они много спорили в кабинете, один раз отец даже велел ему выметаться вон и больше не показываться на глаза. Но отец был очень привязан к Каддору, мальчишками они росли вместе, семья барона вышла из конюших, потому, что бы между ними ни случилось, герцог его быстро простил, а барон с того времени был смирен и покладист. Когда отец заболел, он часто звал Каддора, и они часами могли говорить о прошлом, я присутствовал при этом… практически всегда. Даже когда отец умирал, барон был рядом с ним.

– Исключительная преданность, – тихо заметила я, и Герберт тут же сжал лежащие поверх столешницы руки в кулаки.

– Перед самой смертью отец что-то подписал или написал… Я не могу сказать, так как бросился за лекарем, едва ему стало хуже. Когда мы вернулись, я заметил чернила и перо, а Каддор убирал какой-то лист к себе за пазуху. Отец был уже без сознания, когда я выбегал из покоев, так что… Что бы там ни было, он уже не мог ничего сам сделать. – Переведя дух и отпив еще немного воды, юный граф продолжил: – После, уже в лагере, я слышал споры касательно того, кто станет моей женой, когда я унаследую титул отца. Барон говорил, что есть неопровержимые доказательства, нерушимый договор о браке, который стоит уважать хотя бы в память о моем отце. С ним были согласны, конечно, далеко не все.

– Правильно я тебя поняла: ты обвиняешь барона в том, что он отравил твоего отца, потому как хотел, чтобы его дочь стала герцогиней любой ценой?

Герберт нахмурился:

– Отцу стало плохо сразу после того, как он простил барона и снова впустил его в замок. Каддор был его близким другом, и никто иной не проводил с ним столько времени, кроме разве что меня. В руках барона сапфировая шахта, доставшаяся ему по праву дарения. Еще мой прапрадед вместе с баронским титулом дал предку Каддора эту шахту в личное пользование, исключив ее особым указом из всех графских земельных наделов. От уплаты налога это не освобождало, но и так понятно, на каком особом счету стала эта семья. Брак Соэнлики и моего брата означал бы передачу этой шахты обратно в герцогство. Но сам барон при этом только выигрывал, поднимаясь в титуле до графа и получая земли своих соседей Зимора и Стахия.

Змеиный клубок. Интересно, что рассказ Герберта существенно отличался в мелочах от того, что говорил мне в крепости сам барон. Общая канва та же, нельзя сказать, что барон мне врал, но вот эти мелкие детали… И ведь нет доказательств! Хотя бы для меня такие, чтобы не к делу пришить, а мне самой понять… Впрочем…

– Я услышала тебя, Герберт, и поняла. Сделай для меня полезное дело, вместе с Альвином сходи в бывший кабинет Стефана и постарайся найти там любое письмо или документ, который был написан рукой твоего отца.

– Да, ваше высочество. А потом?

– Вернись ко мне с найденным, никому не показывай и не говори, что это. Ссылайся на меня, конечно.