Чародей со слугой молчали.

– Проклятье, Ханнан, я боюсь! Жрецы почти отобрали у нас вожжи, теперь у них еще появился колесничий… И, судя по всему, он намерен хорошенько нас взять. Видел бы ты прием в ложе торговцев! Не знаю, что от нас теперь останется.

– Ты узнавал, что произошло на площади?

– Узнавал… – Такани выглядел виноватым. – Никто не знает, никто ничего не видел. Это что, так важно?

Маг пожал плечами.

– Просто пытаюсь понять, вцепятся они в меня или в вас, – помолчав, он добавил: – Я могу найти другое пристанище.

– О боги, только не начинай по новой! – Такани замахал рукой. – Одного тебя они выследят и забьют, как шакала. Мое влияние, по крайней мере, нас защитит.

Ханнан подумал, что ни влияние, ни власть, ни золото не спасли обитель от толпы, но счел за лучшее промолчать.

– Ладно, кончили с причитаниями. – Купец со стуком поставил чашу на стол. – Что ты там углядел на площади?

– Углядел? Может, ты и транс заметил?

– Проклятье, Ханнан, я не слепой! – отрезал купец. – Остальные пялились на жреца и слишком плохо тебя знают.

– Вам нечего опасаться, – вставил Захит. – Кроме нас, такое никто не распознает. Большинство торговцев едва научились читать и писать, они не отличат мага от бродячего поэта, то и другое им одинаково чуждо.

– Ну, того, что я заметил, они точно не знают, – чародей потер висок, думая, с чего бы начать. – Понимаешь, среди магов тоже есть преступники. Раньше было проще. Сам Круг редко судил своих же, но Царь Царей и двор – все были магами. Они хоть понимали, о чем речь. После смуты… – Ханнан помялся, но продолжил: – Трудные дела по-прежнему судит Царь Царей. Но это раньше у мага могли отобрать земли и имения, в самом плохом случае казнили. А сейчас у мага нечего отбирать, а владыке не пристало разбрасываться чародеями. У соседей-то переворотов никто не устраивал, в войне чародеи пригодятся. Маги нужны стране, и Азас это знает. Казнят слабых. Сильных же… им отрубают руки, отрезают языки и выкалывают глаза. Считается, это помогает обуздать Дар. Глупость, конечно… Даром управляют волей, а не словами и жестами.

– Ты о тех шутах в масках? – спросил Такани.

– О них самых. Маги называют их шахва. Искалеченные. Это преступники. Причем не какие-нибудь… это убийцы. Первый-в-Круге торгует ими. Не то чтобы у него был выбор… Ему поставили условие: либо делаешь подобру и приносишь в Круг золото, либо делаешь то же, но из-под палки.

– Погодите, господин… – встрял Захит. – Так эти Искалеченные, они умеют колдовать?

– И еще как! – усмехнулся Ханнан. – Это самые сильные из преступников-магов. Шахва рабы. Отпуская их в большой мир, Круг надевает на них ошейник, ключ от которого дает хозяину. Ошейник нельзя снять. И хозяин не ограничивает способности шахва, просто в любое время может уничтожить ключ, а вместе с ним – и раба.

– И что, эти шахва преданно служат владельцу? – Такани забросил в рот маслину, но забыл ее прожевать.

– Кто знает? Им нет повода любить хозяина. Но не забывай, что это преступники. Особой любви к Кругу или простым смертным они не испытывают. Убийства совершаются по разным поводам, но слабых и впечатлительных казнят. Шахва – те, кто способны на все. Это все равно что набрать телохранителей из насильников и убийц. Они знают, что живы лишь твоей милостью. Дай им золото, шлюх и выпивку – и они у тебя в кармане. Шахва, может, искалечены и ходят в цепях, но они живут и живут неплохо. И знают, что если ослушаются – лишатся всего.

– Для чего они твоему Кийязу? – поинтересовался Такани.

– Моему? – Ханнан усмехнулся. – Спроси у него сам. Но, думаю, не для того, чтобы следить за чистотой одежд.

Купец поморщился, будто очередная маслина вдруг оказалась горькой.

– Что-то ты темнишь, мой друг…

Чародей ничего не ответил.

– Ну, с моей каланчи так видится. Или тебе неинтересно, как со стороны выглядит? – Такани прищурился.

– Что уж там… Рассказывай, чем я тебе насолил.

– Не насолил, нет, – Такани погрозил ему мясистым пальцем. – Вот смотри сам. Слышал я, был в столице такой Ханнан, советник у князя Тедéроса… Бес с тобой, я все годы считал тебя мертвым, а мало ли Ханнанов в Царстве? Этот Ханнан был богат, но не занимался торговлей. Этакий книжник: то ли звездочет, то ли хронист. Но, говорят, бесовски влиятельный был человек, потому как давал князю очень умные советы и держался на хорошем счету.

Чародей поймал на себе взгляд старика-слуги и отвернулся. Купец же продолжил:

– Одна беда: Ханнан-советник был умен во всем, кроме придворных козней. И давал слишком хорошие советы. Влиятельный князь стал слишком влиятельным, чтобы оставаться при дворе: его обвинили в какой-то глупости, лишили титула и сослали в глушь, оставив земли тщеславному братцу. А советник… боги знают, куда он делся. Пропал. Исчез!

Торговец помахал рукой в воздухе, словно показывая, как испарился Ханнан-советник.

– Через полгода заявляешься ты. И можешь носить какое угодно рубище, да только непохоже, чтобы ты нищенствовал. По тебе видно – ты не торчал на солнце, красиво говоришь и проклятые маслины кладешь в рот так, что впору открывать школу для местных купчих. Что скажешь? – Такани наставил на чародея палец.

– Что ты в меру наблюдателен и у тебя богатая фантазия.

– Ладно-ладно, идем дальше… Приезжаешь ты ко мне, весь бедный и потрепанный. Одним богам ведомо, какого беса ты забыл в нашей дыре, но пусть. Через пару недель прибывает Кийяз, да еще с Искалеченными. И всем чего-то надо от города! Мой друг, Сакар – это паршивая, всеми забытая дыра. Он не исчезает с карт, потому что это перевалочное место для галер и караванов. Но он и не станет больше, потому что в Царстве полно лучших земель, и рынки будут где угодно, но только не здесь. А теперь скажи: какого беса вы здесь забыли? Маг ты или нет? Что происходит и кого, в конце концов, я приютил в своем доме?

Ханнан хотел уже открыть рот, но купец не дал ему вставить слова.

– И не надо мне рассказывать, что ты готов покинуть мой кров! Мне безразлично, что ты маг. Я, знаешь, изучал грамоту в обители и помню твоего наставника. Старый Амир никого не мучил. Я ненавижу вахуритов! Не знаю, кто кого пытал, но ненавижу! И за резню, и за то, что лезут в ложу торговцев, и пыжатся, пыжатся… И за то, что поучают, на какие праздники напиваться и какую девку лапать, – тоже. Но будь я проклят! Если эти искалеченные ублюдки явятся в мой дом, я должен знать, что им говорить и как тебя отбрехивать!

Такани подался вперед, навалившись всей тушей на столик. В тусклом свете гаснущих ламп он казался устрашающим.

– И знаешь еще что? Помимо того, что я сидел с тобой за одной партой, я вижу: что-то происходит. Когда это произойдет… что бы это ни было… я хочу быть первым, кто об этом узнает. И мне не хочется тебя выпроваживать хотя бы из-за этого… Вот теперь можешь говорить. Я все сказал, – закончил он, откинувшись обратно.

– Немного я могу рассказать, – проговорил Ханнан.

– Ну, так тебя и растак! Если боишься… ну наложи свои чары, чтобы я не проболтался, и дело с концом!

Ханнан рассмеялся, и ночной сад вторил ему шелестящим смешком.

– Я уже наложил Узы Молчания. Да, я не настолько глуп в таких делах, как кажется… Еще в первый день, на вас обоих. Попробуй ты проболтаться, уже бы знал об этом. Ну, и я тоже.

Он попытался найти что-то особенное во взглядах старика и купца, но не нашел. Все, как и полагается: удивление, легкая досада, кажется, даже понимание…

– Нет, дело не в этом, – заключил Ханнан. – Просто я сам не знаю всего.

– Расскажи, что знаешь!

– Попробую…

Сегодня, похоже, выдался день откровений. Ханнан гадал, радоваться ему или печалиться. Теперь-то все станет проще. Но лучше ли? В конечном счете, он не узнает, если не заговорит.

– Видишь ли, Сакар очень старый город, – медленно проговорил чародей. – Очень старый. Я знаю, что обитель, которая здесь была, – одна из первых в Царстве. Еще я знаю, что Круг пытается вернуться в земли, где обители были потеряны. Кругу нужны новые люди, в том числе из южных земель. На случай, если Черный Азас решит раздавить недодавленное. Им нужно восстанавливать влияние…