Маску надлежало крепить двумя атласными золотыми лентами, и я позволила Мире сделать это, придержав ее пальцами на лице, пока она завязывала бант поверх моих волос.
– Пора, ваше высочество. – Отступив на шаг, моя личная фея осмотрела меня с гордостью и каким-то особенным теплом в глазах, а затем присела в реверансе.
Улыбнувшись, я глубоко вдохнула, подходя к двери покоев, и, толкнув ее, решительно сделала шаг в коридор.
Ну что ж, хотела совет директоров, а получила бал с аристократами. Хрен редьки не слаще, но тут ты хотя бы имеешь какой-никакой вес. Даже будучи женщиной.
Внезапные воспоминания о том самом дне, после которого все пошло кувырком, вселили в меня легкую злость и чувство мстительного превосходства. Да этим занудам из «Вермины» даже не снилось, что теперь я могу и какими силами управляю… ну, могу управлять. В теории. Да не важно!
Я, величественно плывя по коридору, с благосклонной улыбкой взирала на сгибающиеся спины. Слуг прибавилось, часто они были одеты в чужие цвета, но это было понятно – высокие гости не могли прибыть без своего сопровождения. И ровно в тот момент, когда я уже собиралась спускаться по лестнице на первый этаж к тронному залу, меня перехватил незнакомый мне мужчина. Богато, но строго одетый, коренастый, с небольшим животиком, обтянутым темным камзолом, с приметным, изукрашенным шрамами лицом, чуть взъерошенными волосами и цепким, быстрым взглядом – он живо напомнил мне откормленного камышового кота. Вроде бы и милый пухляк, а все ж – зверь. Мужчина неглубоко поклонился, улыбаясь мне во весь рот, отчего его лицо собралось в морщинах, а шрам, пересекающий правую бровь, нос и уходящий на левую щеку, стал еще страшнее.
– Ваше высочество, вы ослепительно прекрасны сегодня. – А голос-то какой, да вам, товарищ, менестрелем надо быть, с таким-то тембром. А вот в комплиментах вы не сильны.
– Только сегодня? – Я позволила себе вздернуть бровь и пристально вглядеться в каре-желтые глаза своего внезапного собеседника. Его ресницы чуть дрогнули, потом он прищурился хитро, насмешливо, и вот неизвестный мне снова согнулся в поклоне, признавая свою оплошность:
– Особенно сегодня. Прекрасны вы, конечно, всегда.
Я хмыкнула, улыбнувшись самым краешком губ, при этом судорожно пытаясь понять, кто же этот человек, столь смело отвешивающий мне комплименты. Он мне нравился своей непосредственностью и, что скрывать, голосом. Низкий, вибрирующий баритон мягко касался ушей, навевая непрошеные сравнения то ли с опытным ловеласом, то ли с оперным певцом высшего уровня. Меж тем я упорно пыталась вспомнить, где же могла его видеть, ведь лицо казалось очень знакомым, только вот я бы запомнила эти шрамы, они же…
Твою мать!
Я, на мгновение закусив щеку изнутри, тут же мило улыбнулась, смотря в глаза своему несостоявшемуся свекру, главному политическому противнику короны герцогу Оташскому. Портреты в галерее были достаточно стары и не отражали реальной картины; Рудольф, конечно, упомянул, что Эверард уже не выглядит тем покорителем женских сердец, каким был изображен на полотне, но почему – напрочь вылетело у меня из головы. А вот сейчас внезапно вернулось.
– Вы что-то хотели, герцог? – Я, чуть помедлив, приняла предложенную мне ладонь, положив на нее свою идеально прямую левую ладошку. Мы медленно двинулись в сторону кабинета короля. Направление меня несколько удивило, однако вида я старалась не подавать.
– Конечно, ваше высочество. Увидеть вас в столь новом… мм… положении было весьма интересно для меня. – Герцог говорил очень аккуратно, хоть и несколько прямолинейно, как мне показалось. Чуть опустив ресницы, я бросила на него короткий взгляд и молча кивнула, показывая, чтобы он продолжал. Это чуть выбило его из колеи – герцог, очевидно, ожидал, что я ему что-то отвечу, но я предпочла дать ему вести в этом маленьком танце.
– Кхм… Признаться, я не поверил слухам, достигнувшим моего замка. Иногда чернь бывает весьма богата на выдумки… – Карие глаза смотрели с интересом, герцог постоянно отводил взгляд, как того требовал этикет, но я тем не менее постоянно ощущала его. Градус моего удовольствия от идущего рядом человека ощутимо поубавился.
Чернь… А ты у нас, конечно, белая кость, голубая кровь, что тебе до того, что говорят простые люди.
Я все так же молчала, храня непроницаемое выражение лица, теперь стараясь даже не смотреть на идущего бок о бок со мной герцога. Его это, очевидно, несколько нервировало, а я не могла отказать себе в таком удовольствии, как подергать кота за усы.
Тем временем мы достигли небольшого зала, предшествующего кабинету короля. Герцог уверенно вел меня к портретам королевской четы.
– Я хотел сказать вам, что очень огорчен тем, что помолвку между нашими семьями пришлось расторгнуть. Это был настоящий удар для меня – узнать, что нашим с Рудольфом надеждам не суждено будет сбыться.
– Его величеством, королем Рудольфом Четвертым, – поправила я герцога, взглянув на него сверху вниз. Он был на полголовы ниже меня, и я, не преминув этим воспользоваться, добавила во взгляд легкого холодка, как бы намекая на то, что не одобряю панибратства в отношении своего родителя. Эверард тихо и коротко рассмеялся.
– Право, ваше высочество, мы с вашим отцом были весьма близки в молодости, вам ли не знать. – Он выглядел безмятежно, но вот что я научилась делать за годы работы в «Вермине», так это видеть злость, спрятанную на дне глаз. Мне везло – та злость была направлена не на меня, я была бухгалтером, а не одним из лиц с глянцевой обложки, и потому наблюдала эту злость со стороны. Теперь же пришлось столкнуться с ней лицом к лицу.
– Не спорю, вы были близки. Но, кажется, доверительные отношения между вами давно уже не в чести? – Я улыбнулась одними губами, продолжая пристально смотреть на стоящего рядом со мной аристократа. – Зачем вы привели меня сюда, Эверард?
Герцог, изучая меня глазами, хмыкнул. Куда-то пропала его очаровательная улыбка, взгляд стал куда жестче, но словно бы и заинтересованней. Кажется, меня перестали считать за дурочку. Это было не очень хорошо, но роль дуры мне всегда давалась с трудом, и проблем от этого я еще в том мире хлебнула немало.
Повернувшись к портретам короля и королевы, Эверард молчал некоторое время, глядя на них, а потом, искоса, на меня.
– Вы изменились, ваше высочество. Мне, право, жаль, что вы все же не станете женой моего сына. Да что там, будь я на пару десятков лет моложе…
Я прервала его, подняв правую руку. Взгляд герцога тут же прикипел к белому знаку на моей коже.
– Оставьте свои сожаления и комплименты для того, кому они действительно придутся по вкусу, герцог. Я спрашиваю еще раз: зачем вы привели меня сюда? Я видела эти портреты всю свою жизнь, однако разговаривать о приемах живописи вы явно не планировали, так что же вы хотите мне сказать или что услышать от меня?
Я опустила ладонь и скрестила руки под грудью, Эверард, словно избавляясь от какого-то морока, тряхнул головой и посмотрел мне в глаза.
– Я здесь для того, чтобы понять, что нашла в вас Светозарная. Не хотел, чтобы мне мешали ваши подданные.
Как-то недостаточно уважительно. Топнуть ногой, возмутиться? Нет, слишком претенциозно.
– И как успехи? – Я, не меняя позы, подняла взгляд на портрет королевы, прикрытый вуалью. Эверард на мгновение скривил губы и, будто бы через силу, ответил:
– Вы действительно изменились, ваше высочество. Жаль, что так поздно.
– Поздно для чего? – Я снова посмотрела на него, не понимая, как в этом человеке что-то могло меня очаровать еще мгновение назад. Точно наваждение какое-то. Нет, его голос и впрямь красив, и он все еще напоминал камышового кота, но… что-то исчезло. А самое важное, что он так и не ответил ни на один мой вопрос прямо. Манера общения аристократов? Или он делал это по какой-то своей причине?
– Для вас, Эвелин. Для вас поздно. Как бы вы ни храбрились, вам уже ничего не изменить.
О, старый облезлый кошак, я еще найду, чем тебя удивить, поверь мне!