– Несомненно, обсужу вашу позицию со Светозарной при нашей следующей встрече. – Я выдала самую естественную улыбку, на какую была способна. Зрачки герцога резко сузились, ресницы задрожали – будто старый интриган что-то почуял, что-то, что его напугало, но смог быстро справиться со своими чувствами. Его спина чуть согнулась в поклоне.
– Позвольте покинуть вас, ваше высочество.
– Вы узнали все, что хотели?
– Более чем.
– В таком случае вы свободны. Ах, нет, – вроде бы вспомнив в последний момент, я подняла правую руку вверх и, накрутив на палец выбивающийся из прически локон, чуть склонила голову к левому плечу, – как поживает мой… мм… несостоявшийся жених?
Герцог улыбнулся, и, видят все боги этого мира, за этой улыбкой стоял оскал не хуже, чем у моей покровительницы.
– Фалько скоро женится, ваше высочество.
– Какая чудная новость! – Этому я действительно была рада – чем меньше моих женихов в мире вообще и возле меня в частности, тем лучше для меня же. А вот Эверард, видимо, расценил мои слова по-своему, чуть напрягшись и не сводя с меня темного взгляда. – Теперь вы правда свободны, герцог. Благодарю вас за эту беседу, она оказалась весьма познавательной.
Я улыбалась в спину герцогу, пока он не скрылся в конце коридора за поворотом, а затем, медленно выдохнув, едва заметно пошевелила плечами, разминая напряженную спину. Очевидно, что мой собеседник так и не сказал всего, что планировал, а мои слова станут темой для его размышлений на долгое время. Впрочем, вся наша небольшая прогулка и разговор оставались для меня большим вопросом. Казалось, что герцог привел меня сюда не только для того, чтобы поговорить без лишних ушей. Ему что-то нужно было, но я так и не смогла понять, получил ли он, что хотел.
Спускаясь по лестнице, ведущей на первый этаж к тронному залу, я все еще прокручивала в голове диалог со старшим Оташским, когда увидела движущегося мне навстречу с другой стороны короля. Он, облаченный в маску наподобие моей, только черненую, разговаривал с идущим по левую руку от него мужчиной в богато украшенной броне, похожей на ту, что носили стражники замка. Заметив меня, король махнул рукой, прерывая разговор, и мужчина, коротко поклонившись, остановился, а потом и вовсе развернулся к стоящим на посту стражникам, что-то им говоря.
Это и был тот самый барон Эддрик, начальник дворцовой стражи? Надо бы спросить у Рудольфа.
– Вижу, Мира не утратила своего таланта.
Я без промедления воспользовалась поданной мне ладонью и кивнула.
– Мужчина, с которым ты разговаривал?..
– Барон Эддрик, начальник нашей стражи. Доложил, что те двое уже покинули замок. Ну что, пойдем представим высшему свету новую защитницу веры? – В голосе короля слышалось веселье. Конечно, ему-то все происходящее было привычно, чего я о себе не могла сказать.
– Да, – коротко кивнула я, на мгновение прикусив губу, чтобы тут же отпустить ее и чуть приподнять голову, делая глубокий вдох.
Рудольф махнул стоящему у дверей мажордому, тот, трижды ударив об пол внушающим уважение посохом, громким поставленным голосом сообщил в зал:
– Его величество король Андарии, герцог Латисский, сюзерен Васконии, Гаэтии, Оташа, Маривии, Амалии и Фираля, друг Вольных степей, Рудольф Четвертый Справедливый! Ее высочество принцесса Андарии, герцогиня Латисская, Карающий меч и глас Светозарной Эвелин Добродетельная!
Король хранил невозмутимое лицо, бросив лишь один короткий взгляд на меня и сжав на мгновение мои пальцы, намекая, что выражение лица принцессе стоит сменить.
Я старательно убрала идиотскую ухмылку и попыталась принять максимально добродетельный вид, мысленно хихикая. «Добродетельная». Я. Всю жизнь эгоистка эгоисткой, поперек голов лезущая что на учебе, что на работе. Рубля никому не пожертвовавшая, ни в одного бога не верившая. Вот что делает правильно выстроенный имидж! Я ни секунды не сомневалась, что мое новоявленное прозвище появилось стараниями Миры в том числе. Наверняка уже вся округа знала, что принцесса взяла со двора немую сироту, пригрела, приодела и учиться отправила. Не удивлюсь, если моя личная служанка даже нашептала кому-то про то, что я не против открыть приют для сирот. Ну а вкупе с моим амплуа «спустившейся к народу» и «избранной богиней» прозвище не заставило себя долго ждать. Отлично! Собственно, а не этого ли я добивалась?
Разноцветное море всколыхнулось, зашуршало дорогими тканями платьев, склоняясь перед августейшими особами. Я, проникнувшись моментом, взирала на приседающих в реверансах и сгибающихся в поклонах людей из-под ресниц, нежно улыбаясь себе и распирающему меня чувству собственного достоинства. В конце концов, за эти пять дней я сделала столько, сколько предыдущая принцесса не сумела за всю жизнь, так что мне действительно было чем гордиться.
Король отпустил мою руку уже перед «финишной прямой» у тронов. Я, приподняв подол платья, поднялась по трем ступенькам, села на предназначенный мне атрибут власти, такой же, как у короля, только пониже и с не такой высокой спинкой.
Рудольф небрежно кивнул, и музыканты, стоящие в углу зала, завели нечто легкое и определенно танцевальное.
– Ну как тебе? – Чуть склонившись ко мне, король при этом на меня не смотрел, следя за кем-то в зале.
– Очень круто! – Я все же удостоилась непонимающего взгляда и тут же поправилась: – Я хотела сказать, что очень здорово. Незабываемые ощущения!
Пользуясь тем, что рядом с троном было пусто, а музыка отлично заглушала нашу речь, я могла не переживать за искренность своих слов.
– «Добродетельная Эвелин» – я даже подумать не мог о таком, не то что мечтать дожить, – хмыкнул король насмешливо, я в притворной скромности опустила взгляд, чтобы тут же понять, что нужно успеть сообщить Рудольфу о своем странном разговоре с герцогом сейчас, пока еще есть свободная минутка, и взглянула вновь на короля.
– Со мной перед приемом говорил герцог Оташский. Я не поняла, чего он хочет. На прямые вопросы отвечал уклончиво, в конце сказал, что я изменилась, но для меня слишком поздно. А еще сообщил, что мой бывший жених скоро женится.
Король, мгновение помолчав, усмехнулся, потом посерьезнел и повернулся ко мне лицом:
– У каждой герцогской семьи есть своя, скажем так, особенность. У нашей семьи это чувство правды. Как ты думаешь, почему мой титул «Справедливый» и почему я выступаю судьей каждую неделю? Я ощущаю, когда мне врут в ответ на прямой вопрос. У тебя эта способность тоже есть. Была, если быть точным… Именно поэтому я тебе поверил, поверил в твою историю. Я сам несколько раз соврал тебе в первый день в тех вещах, которые Эвелин бы взбесили, и соврал максимально прямо, так что моя настоящая дочь почувствовала бы это. Ты не отреагировала. На прямые вопросы отвечала правду или то, что считала правдой. Выводы напрашиваются сами собой, верно? Очевидно, герцог просто пытался избежать нашей «родовой особенности», отвечая уклончиво, чтобы ты не могла определить, истинны ли его слова.
Я сидела, судорожно переваривая эту информацию. Получается, что сидящий рядом со мной Рудольф был в некотором смысле ходячим детектором лжи? И я должна была быть тоже, но, видимо, утратила эту способность. Вернее, тело утратило, когда мы с настоящей принцессой поменялись местами. Так, а какие способности у других герцогов? А если кто-то из них читает мысли?!
Король, наблюдая за паникой, отразившейся на моем лице, видимо, понял ее по-своему.
– Да, тебе придется быть очень осторожной в своих высказываниях и реакциях на чужие слова.
– Какими способностями обладают другие герцоги? – Я заметила краем глаза чей-то пристальный взгляд, но, повернув голову, из моря прикрытых масками лиц никого выцепить не смогла и снова посмотрела на Рудольфа.
– Никогда не играй с Марьям в азартные игры. Она – королева удачи, иначе не сказать. Предки Вимона Гаэтского и Михаила Амальского, как я тебе вчера говорил, произошли из одного рода, потому и способности у них одинаковые – близкие родственники могут общаться между собой телепатически, но вроде бы не на больших расстояниях. Фрей Маривский прибыл сегодня вместо отца – отменный дрессировщик, как и весь их род. Ощущение, что он на самом деле умеет говорить с животными. Фиральский род – прирожденные горняки, чувствуют драгоценные жилы под землей, потому-то их герцогство и было одним из самых богатых. И, наконец, Оташские – они чувствуют опасность. Забавно, но при этом ни дед Эверарда, ни отец не погибли своей смертью.