– Впусти и войди. – Пока открывалась дверь, я поставила стул по центру комнаты, села на него, помедлив, закинула ногу на ногу и сложила руки крестом поверх них, принимая максимально расслабленный и дружелюбный вид.
Первым в комнату скользнул Харакаш, тут же устроившийся у меня за правым плечом, потом цепочкой вошли посланники герцога, а за ними Альвин, закрывая дверь и становясь возле нее.
– Ваше высочество. – Барон сделал полшага вперед и опустился на одно колено, за ним это движение повторили и его сыновья.
Я, чуть прикрыв глаза, приняла их приветствие.
– Господа. У нас немного времени, да и вы, как мне сказали, торопитесь, так что предлагаю перейти сразу к делу. – Я сделала небольшую паузу, смотря на коленопреклоненных мужчин. – Встаньте и скажите мне, кого вы представляете.
Барон Каддор с некоторым усилием поднялся с колена.
– Мы представляем герцога Фиральского и тех, кто поддерживает его законное право.
– Значит, вы посланники Стефана, – резюмировала я и увидела, как сыновья Каддора быстро переглядываются за спиной отца.
– Нет, ваше высочество, – мягко поправил меня барон, – перед своей смертью его светлость оставил письмо, в котором называл своим наследником младшего сына, Герберта.
Вот я знала, знала, что тут будет какая-то засада с тайными завещаниями и всем вот этим вот! Тайны двора Петрова [41] , чтоб их черти…
Очевидно, что-то все же отразилось на моем лице – барон насупился, его сыновья настороженно косились на меня. Я вымученно улыбнулась.
– Хорошо, раз мы выяснили, кого вы представляете, я была бы рада выслушать, с чем вы пришли.
Барон Каддор помолчал мгновение, заправив большие пальцы рук за пояс, что перехватывал его не роскошный, но добротный кафтан, а потом вздохнул:
– Мы люди простые. Титул у моей семьи уж два века как баронский, поскольку расшаркиваться не умеем. Вы позвольте по-простому, ваше высочество, рассказать вам все, как есть?
Интересно, однако…
– Отчего нет? Говорите по-простому, но без ругани – в храме не дозволено. – Я сделала строгое лицо, и барон согласно кивнул.
– С вашим отцом, его величеством Рудольфом, будь славен и долог его век, наш герцог больно дружил. Даже слухи были, что через детей породниться хотели, но… Тут уж как сложилось, да и не моего это ума дело. Но Стефан, старший его сын, в последние годы очень власть почуял. Что скрывать – ждал он, пока отец отправится в Ее объятия. И умер его светлость очень… – Каддор замялся, подбирая слово, и потом, вздохнув, тихо продолжил: – Странно. Вы его, может быть, даже помните: крепкий, как вековое дерево, строгий, но по совести все решающий. А потом вдруг заболел. Перестал выходить на воздух, прекратил посещать свои наделы, гостей не принимал…
– Вы хотите сказать, что подозреваете, будто герцога Осберта отравили? – прервала я словоизлияния барона, тот, побледнев, кивнул. – И сделал это его старший сын? – Каддор шумно выдохнул и кивнул снова. – Это серьезное обвинение, но, учитывая, что в герцогстве фактически война, вы явно уверены в своих словах. И не вы один…
Я покачивала носком сапога, пристально глядя на собеседника. Он ответил мне лишь таким же прямым взглядом.
– Откуда вы знаете про смену наследника?
– Когда стало известно, что вы, ваше высочество, обещаны Ариману…
Я, не скрывая недовольства, наморщила нос, кривя губы, отчего Каддор тут же замолк, глядя на меня с сочувствием.
– Продолжайте, барон. Но, прошу вас, не напоминайте мне о моем нареченном. – Яда в этом слове хватило бы на всех присутствующих и еще на плевок в городской колодец.
Понимающе кивнув, представитель герцога заговорил снова:
– Так вот… Мы с его светлостью были старыми знакомыми и, когда о вашей помолвке со Стефаном уже не могло быть и речи, договорились о том, что моя дочь выйдет за его сына замуж. За младшего сына, это предложил сам герцог. И пояснил, что делает это по той причине, что моя дочь – достойная партия для будущего герцога, которым станет именно Герберт.
«Получается, что во всей этой ситуации с наследием титула и всех причитающихся к нему прав есть как минимум один выгодоприобретатель со стороны – сам барон…» – отметила я про себя.
– Этот разговор проходил без свидетелей? Какие-либо письма между вами и герцогом, в которых упоминается помолвка вашей дочери и Герберта, имеются? – Я чуть подалась вперед, не сводя взгляда со стоящего напротив меня аристократа.
Он, чуть опешив, быстро кивнул. Потом помотал головой, а потом, покраснев, снова кивнул.
– Извольте пояснить. – Играть в шарады у меня не было ни времени, ни желания.
Каддор, обернувшись, беспрекословным тоном велел сыновьям выйти прочь. Я коротко кивнула Альвину, тот выпустил мужчин в коридор.
– Прошу простить, но эта информация не для их ушей. Письма, о которых идет речь, находятся в моей усадьбе, и я могу показать их вам при первой же возможности. – Каддор медлил, и я вопросительно выгнула бровь и скрестила руки под грудью.
Необходимость вытягивать все клещами из собеседника начинала порядочно раздражать. Словно ощутив смену моего настроения, Каддор продолжил речь:
– Дело в условиях, на которых моя дочь выходила бы замуж за юного герцога. Мои земли становились ее приданым. Их должны были унаследовать и поделить мои сыновья, но ни в одном из них нет умения управлять. Это была бы невосполнимая утрата для герцогства, слишком многое зависит от шахт в наших краях. – Договорив, барон тяжело вздохнул, а я закусила щеку, обдумывая услышанное.
Сапфировые шахты! На землях этого барона одна из них или даже несколько, и все это перешло бы в полное управление к герцогской семье! И тогда бы они получали не налог, а полноценный доход с добычи сапфиров. Неудивительно, что барон не хотел ничего афишировать перед собственными сыновьями. Потерять такой лакомый кусочек… я видела, как люди готовы были грызть друг другу горло из-за квартиры, а тут целая шахта!
– Я поняла вас, барон. – Откинувшись на спинку стула, я задумалась.
Стоящий напротив Каддор молчал, периодически переминаясь с ноги на ногу, он казался достаточно грузным, и ему явно было тяжело стоять на месте без движения.
– Скажите мне, Каддор, как давно герцог Герберт взимает подати с населения? – Одновременно с этим вопросом я «потянулась» к барону и легко считала его чувства: безмерное удивление, непонимание и, наконец, настороженность.
– Простите, ваше высочество, но герцог не берет податей, поддержки нашего дворянства достаточно, чтобы не трогать людей в этот и без того нелегкий период… По крайней мере, это то, что мне известно, – после небольшой паузы закончил Каддор. Я кивнула:
– Хорошо. Все, что от вас требовалось, это передать добрую волю герцога? Или же есть что-то еще? – Я тонко намекала на то, что аудиенция подходит к концу и вполне вероятно, что другой возможности озвучить все свои цели барону не представится.
Каддор мгновение смотрел на меня, а потом снова опустился на колено.
– Вы здесь для того, чтобы остановить войну, встав на ту или иную сторону. Мне остается только молить Светозарную, чтобы вы были не только добродетельны, но и справедливы.
Я хмыкнула, услышав из уст барона столь прямую отсылку на наши с отцом титулы.
– Я буду действовать в интересах короны и своего народа, барон Каддор. Желаю вам легкого обратно пути. Берегите переписку с герцогом, она может понадобиться.
Каддор встал, отвесил мне низкий поклон и, попятившись, вышел в открытую Альвином дверь.
В келье повисла тишина, нарушаемая лишь постукиванием моего сапога по полу.
Каддор не врет – он действительно ничего не знает о взимании податей с населения. И, судя по всему, он достаточно близок к молодому претенденту на герцогство. При всем при этом его семья имеет в своем распоряжении сапфировые шахты… И эта фраза «поддержки нашего дворянства хватает» – хорошо было бы знать, кто именно поддерживает молодого Герберта!